[Amelia Summers]

01.06.2014 в 16:20

Пишет  Шкав:

Итак. Меня накрыло старбаксом окончательно и я даже написала по этому поводу текст. Задумывалось одно, потом это одно мутировало и стало небольшой предысторией к фику ОНО, который andre; начала писать для меня. У нее, кстати, тоже все мутировало. Мы с ней друг у друга во всем виноваты

Название: Вот засранец
Автор: Шкав
Размер: мини (~3000 слов)
Пейринг: скинни!Стив и Баки
Жанр: романс
Рейтинг: R
Саммари: пьяный Баки, смелый Стив.
Саундтрек:


Прослушать или скачать Portishead Sour Times бесплатно на Простоплеер

— Вот засранец, — наконец громко заявляет Стив в темноту комнаты и резко переворачивается на живот. Утыкается лбом в подушку. Дышать сразу тяжело и жарко, зато гораздо удобнее злиться.
В злости Стив признается себе неохотно, жмурится до рези в глазах, мычит и бодает наволочку, пока от недостатка кислорода не начинают ныть легкие.
— Зас-ра-нец.
Он рывком переворачивается обратно на спину и закладывает руки за голову. По потолку скользит свет от фар проезжающей машины. С улицы слышится чей-то смех, хлопает дверь, и все стихает, снова погружаясь в ночную дремоту. В полумраке комната кажется серой. Очертания скинутых на спинку стула вещей напоминают недоброе привидение. Следы нахлынувшего вдохновения разбросаны по полу — Баки наверняка привычно и беззлобно ругнется, когда наступит босой ногой на раскиданные карандаши.
Стив косится на пол, хмурится, смотрит выше и вбок: соседняя кровать так же пуста, как и пять минут назад. Посверлив ее взглядом, Стив отворачивается обратно к потолку и шумно выдыхает сквозь надутые щеки.
Придется признаться себе — он раздраженно трет переносицу, — что все эти ночные задержки нервируют его все больше. Баки будто нарочно приходит за полночь. Пьяный. Шумный. И пахнет — Стив незаметно для себя тянет носом воздух, — Баки пахнет тяжело, жарко, спиртом и табачным дымом, потом, духами. И еще говорит — говорит он много, громко, смеется и запрокидывает голову. Гордо показывает, где его в этот раз целовали девушки, пачкая пальцы в следах помады на губах, шее, под скулами. Как-то раз даже штаны порывался снять. Как тут заснуть, если знать, что такое ждет, думает Стив и накрывает голову подушкой. Под подушкой всё тише, и удар входной двери об стену слышится глухо, как сквозь вату. Сквозняк пробегает по ногам, торчащим из-под одеяла. Стив подтягивает пятки в тепло и приподнимает голову, придерживая подушку за уголки.
На пороге комнаты — виском впечатавшись в проём, навалившись на ручку, — стоит Баки. И Баки пьян, как черт.
Его ощутимо качает. Под его весом дверь негромко постукивает о стену. Шумно выдохнув, он собирается с силами, поднимает голову, суматошно шарит взглядом по комнате. Стив обреченно стягивает с головы подушку.
— Стиииив! — радостно тянет Баки.
Трудно не разделить эту радость. Мог бы ведь и не дойти до дома — в таком-то состоянии.
— Ты не спишь! Значит, я тебя не разбудил! — язык у него заплетается не хуже ног. Баки отпускает дверную ручку, делая шаг вперед, и чудом не падает, вовремя опершись ладонью на стену. Стив поднимает брови и молчит — только зрачки подрагивают, вверх и вниз, цепко охватывая шатающуюся тень. Неожиданно для себя он дергает уголком губ, сдерживая смешок.
— Дверь.
— Ч... что?
— Дверь открыта. Надо закрыть, — терпеливо и коротко поясняет Стив.
Маленькая месть — жаль, наутро Баки об этом и не вспомнит. Зато будет помнить Стив. Возможно, даже напишет картину: «Джеймс „Бравый“ Барнс. Побежденный, но не покорившийся». Уголки губ расползаются сильнее, Стив садится на кровати прямее, строже, напускает на себя серьезный вид. Баки смотрит на него с недоумением, с трудом оглядывается. И замирает, сбитый с толку: поддавшись сквозняку, дверь с тихим скрипом начинает медленно закрывается сама.
Стив, не выдержав, прикрывает рот ладонью — он бы многое отдал, чтобы видеть сейчас лицо Баки, но, в принципе, воображения ему достаточно. Дверь громко хлопает, Баки вздрагивает. Стив закусывает указательный палец, чтобы не расхохотаться в голос. Это все-таки воспитательный момент, а не цирк, напоминает он себе, но плечи его мелко подрагивают.
— Закрыл, — помедлив, констатирует Баки.
Он поворачивается обратно, неуверенно улыбаясь, словно ждет одобрения. Стив смотрит — и понимает, что всё, хватит шуточек. Если Баки сейчас упадет, Стив не дотащит его до кровати. А штормит Баки всё сильнее, будто он только и держался, пока шел, а дошел до дома — до Стива — и все, можно расслабиться. Все в порядке.
— Молодец, — Стив говорит четко, коротко, командным тоном. — Иди спать. Вон твоя кровать.
— Моя кровать?
— Да. Иди к своей кровати, — Стив машет рукой в нужную сторону.
Баки почему-то хмурится, но кивает; делает осторожный шаг, другой, третий, переставляя ладонь по стене. Под тяжёлыми шагами пол чуть поскрипывает, следы темнеют свежей грязью, грязь на его брюках, расстегнутой рубашке, полосами чернеют отвороты закатанных рукавов. Кажется, даже на скуле пятно. Где только влезть успел, сердится Стив и пропускает момент, когда Баки оказывается прямо перед ним. Несколько секунд озадаченно разглядывает пряжку ремня перед носом, запрокидывает голову. Баки нависает над ним, покачиваясь, сжимает пальцами изголовье кровати и с мутным упрямством смотрит сверху вниз, явно что-то решая.
Наконец выдаёт:
— Нет, я буду здесь, — и тяжело оседает на матрас. Кровать жалобно скрипит под весом его тела. Стив едва успевает подобрать ноги.
— Баки, нет! — он хватает Баки за плечо, безуспешно трясет. — Баки! Черт, Баки! — Стив раздраженно толкает его кулаком и откидывается к стене, поджимая губы, сверлит взглядом взлохмаченный затылок.
С большим успехом сейчас можно разговаривать с книжным шкафом. Баки мотает головой, тяжело выдыхает и оборачивается. Встрепанный, глаза почти черные, расфокусированные, губы зацелованные, влажные; Стив непроизвольно сам облизывается, вжимаясь лопатками в стену, рвано вдыхает, втягивает носом душный, спиртовой запах.
Баки нежно улыбается ему и валится навзничь на кровать.
Поза неудобная, левая рука свешивается, ноги остались на полу. Но Баки только умиротворенно вздыхает. Перекатывается головой по простыне и отключается на полувдохе, приоткрыв рот. Спит.
Стив раздраженно и обреченно стонет, и, прежде чем встать, пару раз легонько прикладывается затылком об стену. Под двойным весом матрас прогибается, и Стив чуть не падает прямо на Баки, но в последний момент успевает спрыгнуть на пол — и, конечно, босой ступней на карандаш.
— ...мать!
Стив сдавленно шипит, морщится, но упорно хромает дальше. В ванной он, фыркая, плещет себе в лицо холодной водой, мочит край полотенца и возвращается с ним обратно, тщательно глядя под ноги. Медлит перед кроватью, мнет полотенце в руках, затем раздраженно кидает его на спинку.
С ботинок Баки уже натекла порядочная лужа. Он весь грязный, рубашка, лицо, руки — испачкает всю кровать, обязательно, вон даже грязь со скулы уже отпечаталась на простыне. Так оставлять нельзя. Стив приседает, подхватывает ногу Баки за щиколотку, с трудом тянет. Стук — один ботинок, стук — второй. Упёрто сопит и перекладывает чужие ноги на кровать.
Баки тяжелый даже частями. Будь он в трезвом уме, он бы отчитал Стива за то, что тот таскает тяжести, но сейчас у Баки даже не сбивается дыхание, когда Стив подхватывает его под мышки. Расставляет ноги, упирается пятками в пол, а подбородком в макушку — и подтягивает тело повыше. Головой на подушку — порядок, теперь всё.
И стоит. Долго стоит, согнувшись, опирается на спинку кровати, тяжело дышит, пережидает. Ещё минута — и перед глазами перестанут плясать черные точки. Под пальцами оказывается влажное полотенце, и Стив автоматически вытирает лицо, опускаясь на край кровати. Ноги дрожат.
Баки весит, наверное, тонну, вяло думает Стив, искоса поглядывая на распластанное тело. Переводит взгляд на лицо, рассматривает смазанный след помады на верхней губе — вот тут, у самого уголка покрасневшего рта. Там, где кожа утром чуть треснула, — Баки что-то рассказывал, растягивая рот в улыбке, и вдруг замолчал, поморщился. Высунул язык, трогая кончиком внезапно закровившую ранку. И начал зализывать— быстро-быстро.
Стив тогда только отвел взгляд и ниже склонился над книгой. А вот неизвестная девица с помадой явно знала толк в таких делах.
Баки тихо всхрапывает, чуть шире приоткрывает рот. Стив вздрагивает. Баки такой красивый. Даже сейчас. Простительно засмотреться. Стив усмехается своим мыслям и аккуратно дотрагивается обернутыми в полотенце пальцами до скулы. Трет — вверх, вниз, снова вверх, чуть отросшая щетина царапает подушечки через влажную ткань.
Пятно уже стерто, но Стив медлит. Прижимает пальцы сильнее к скуле, чуть проминая кожу. Смотрит долгим, нечитаемым взглядом в лицо. Его рука будто сама сдвигается на миллиметр, еще немного, с легким шорохом по щетине, словно с усилием, рывками. Движется ко рту, к отмеченному помадой уголку приоткрытых губ. Даже в темноте пятно помады алое. Пальцы делают полукруг почета вокруг него, касаются края. И, помедлив, скользят сверху вниз и немного вправо, оттягивая краешек рта — стирают след, размазывают его по подбородку, смешивая помаду с влажной слюной с нижней губы. Еще раз, и еще, и еще. До тех пор, пока кожа не покраснеет, пока не проступит капля крови на раскрывшейся ранке. Баки чуть двигает головой, но не просыпается. Тихо что-то полустонет, полубормочет, потревоженно поджимает губы и вновь расслабляет рот.
Стив замирает. Смотрит. И вдруг, резко наклонившись, прижимается губами к этой ранке. Косится чуть опасливо из-под ресниц, но прижимается сильнее. Тянущим — по коже, щетине — движением размыкает губы, осторожно трогает самым кончиком языка, лижет. Язык случайно проскальзывает по зубам, поддевая верхнюю губу, и легкий металлический привкус смешивается с алкогольным и сигаретным.
Баки жарко, тягуче, с легким клекотом в горле выдыхает, приоткрывает рот сильнее. Выдох оседает испариной на коже Стива.
И Стив просит про себя: пожалуйста, Господи, я буду молиться перед сном, ходить в церковь каждое воскресенье и верну старой мисс Дженкинс треклятую книгу!
И Баки — спасибо, Господи — не просыпается.
Стив медленно, нехотя смыкает губы на коже, отстраняется. Тянет свободную руку к влажным, налипшим на лоб волосам Баки, дотрагивается самыми кончиками дрожащих пальцев. Резко отдергивает и вскидывает к губам.
Стоп.
Вдох. Выдох. Вдох.
— Стииив...
Руки Стива замирают в миллиметрах от воротника рубашки Баки, а к лицу приливает кровь. Он отчаянно вскидывает голову, судорожно придумывая оправдание, готовый ко всему. Но — Баки спит. Все так же крепко спит. Только смыкает губы, нежно улыбаясь во сне.
В церковь по воскресеньям. И книгу. Стив трясет головой и решительно принимается за пуговицы. Его пальцы стремительно, отчаянно спускаются по кромке вниз, путаясь в движениях, и замирают только у пояса брюк. Стив опять кидает быстрый взгляд на расслабленное лицо Баки, осторожно тянет рубашку вверх. Ведет нервными ладонями по влажной смуглой коже живота, разводя края ткани в стороны.
Рубашка грязная, напоминает себе Стив.
Надо просто снять, напоминает себе Стив.
Останавливается, сглатывает, чувствуя под руками движение ребер. Медленно сводит ладони, трогая большими пальцами повыше пупка. Приподнимает запястья, проскальзывая подушечками по груди. Касается ключиц и вновь разводит ладони, чуть стягивая рубашку, легко оглаживает крепкие плечи.
Баки тихо вздыхает и бессознательно облизывается, между губ лопается пузырек слюны. Стив выдыхает за него и тянется рукой к лицу. Ведет ладонью по шершавому подбородку, обводит большим пальцем рот. Касается подушечкой нижней губы, оттягивает ее чуть вниз, ведет вправо, влево, растирая слюну. Смотрит. Давит сильнее, раскрывая шире. Палец проскальзывает между зубов и замирает, коснувшись влажного языка.
А потом Стив наклоняется и накрывает губами рот Баки.
Прижимается отчаянно, жмурится до кругов под веками. И тонет, захлебывается в этом пьяном, жарком дыхании. Лижет с ноющей нежностью губы, прижимаясь щекой к костяшкам своей руки. Вылизывает нижнюю губу, ведет приоткрытым ртом по щетине на подбородке. Тянет за челюсть вправо, целует скулу, и ниже — влажные волосы на шее, у мочки уха. Баки, не открывая глаз, вдруг тихо стонет на выдохе, ведет головой по наволочке и смыкает зубы в попытке сглотнуть. Прихватывает палец Стива. Задевает языком подушечку.
И это край.
Да пошло все к черту.
Стив сдавленно мычит и припадает к безвольному рту Баки, трогает язык языком — мокро, неумело, бесстрашно. Вылизывает винный привкус с нёба самым кончиком, как кошка — сливки. Слепо шарит свободными пальцами по щеке, оттягивая пальцем уголок рта.
В голове — пусто и темно. В паху — жарко и тесно. Не отрываясь, Стив седлает его, откидывается на бедра и смотрит, как изо рта к пальцам тянется ниточка серебристой слюны.
Ресницы Баки подрагивают, кажется, и дыхание участилось, но Стиву уже все равно. Он кладет руки ему на живот, ведет ладонями вдоль линии пояса, поднимается выше. Очерчивает большими пальцами разлет ребер. Вновь вниз — руками вдоль и губами по дорожке волос, уходящей под брюки. И обратно, прижимаясь всем телом, скользя щекой по гладкой коже, болезненно проезжаясь пахом по стиснутым бедрам.
Глаза Стива закрыты, он помнит это тело наизусть, эти плечи, эти мышцы живота, выступающие тазовые кости и — чего стесняться, в самом деле — крепкий, крупный член. Стив же столько раз рисовал Баки.
Боже, Баки даже не знает, сколько на самом деле раз его рисовал Стив. Но никогда еще Стив его не трогал.
Не трогал так. Не чувствовал — так. Не хотел — так.
Хотя нет. Хотел.
Хотел и дорвался.
Руки сами нащупывают пряжку ремня. Стив открывает глаза. Мутно вглядывается в лицо, оглаживает взглядом торс. Мокрые от пота пальцы скользят, промахиваются мимо пуговицы, но Стив справляется. Сползает к коленям Баки, тянет штаны вниз вместе с бельем.
— Мэгги, ты что делаешь, я же говорил, что не хочу, — неразборчиво бормочет Баки, приподнимая бедра и тяжело опускаясь обратно. Несмотря на алкоголь, у него почти встал — и Стив снова замирает, чувствуя, как горят уши, щеки... Чувствуя, как у него самого болезненно стоит — и вжимается пахом Баки в ноги, выгибая спину, упираясь подрагивающими руками в кровать. Открывает глаза. Смотрит. Выдыхает. Опускает голову ниже и берет член Баки в рот.
Глубже. Еще глубже. Обхватить рукой, и.
Стивен Роджерс, да что же ты делаешь.
Баки весь горячечный, мягкий, податливый, но под руками и губами его член твердеет, заполняет рот Стива. По подбородку уже течет слюна, под рукой становится скользко — и, оказывается, что так гораздо удобнее двигать ладонью вверх и вниз. Но получается все равно неловко, неумело, некрасиво. Совершенно не так, как надо. Девушки точно делают это лучше, думает Стив, когда старается взять глубже и чуть не закашливается. Девушки красиво делают это красивому Баки своими измазанными помадой губами. Так было бы правильно.
Баки с ним бы поспорил. Ты дурак, Роджерс, — сказал бы Баки. Что за идиотские мысли, Роджерс, — сказал бы Баки.
Но Баки не может сказать ни слова. Баки только выгибается на кровати, широко открывает рот и громко, протяжно, низко стонет.
Боже.
Боже, боже. Боже.
Баки.
Стив шепчет, повторяет, беззвучным речитативом, чувствуя свое же дыхание на пальцах. Прижимается лбом к животу, жмурится. И пытается выплыть, но только еще больше тонет. Снова захлебывается, хватает воздух ртом, задевая губами влажную кожу. И Баки стонет еще раз, тише, удивленно.
А потом его рука запутывается у Стива в волосах.
Пальцы рвано, но нежно цепляются за пряди, тянут выше. Стива послушно ведет за ними. Колени проезжают по простыне, сминая ткань. Стив упирается ладонями Баки в грудь, медлит, дышит тяжело. И поднимает взгляд.
Баки смотрит прямо на него.
Шарит мутным взглядом по лицу Стива, хмурится. Глаза у Баки сонные, совершенно черные, веки полуприкрыты и моргает он медленно, словно с усилием. Грудь под ладонями вздымается медленно, глубоко, словно Стив ничего не весит. Качает, как на волнах, вверх и вниз. Ничего не вспомнит — остатками разума отмечает Стив, переводя взгляд на зацелованный рот. Полуоткрытые раскрасневшиеся губы. Тяжело ворочающийся за зубами язык.
Пальцы сжимаются у него в волосах.
Поцеловать бы, еще хоть разочек.
Стив нервно облизывается, ведет головой — и Баки тут же отзывается. Ладонь надавливает на затылок, слабо — какие у него сейчас силы — но уверенно, клонит вниз. Видно, как напрягаются мышцы плеча, перекатываются под тканью рубашки. Как бьется пульс на шее. Как дергается кадык. Как язык проскальзывает по губам.
Они сталкиваются носами, губы на расстоянии вздоха, целую вечность дышат друг другом. И Стив еще держится — аж лопатки сводит, руки дрожат — последние три, две.
Одну.
И целует.
И Баки стонет ему в рот, снова. Баки требовательно сжимает загривок. Баки рвано вскидывает бедра, прижимается, трется — и, кажется, Стив готов кончить только от этого жадного движения. От ощущения что Баки там — голый, а он сам — нет.
И Стив стонет, наконец, сам — сдавленно, пугливо. И словно становится тяжелее — худенький Стив-я-мог-бы-носить-тебя-на-руках-Роджерс — придавливает Баки к кровати, трется бедрами в ответ. Грудь под ладонями вздымается чаще, словно и правда прибавил в весе килограммов тридцать, не меньше. А Баки все целует его в ответ. Нежно, долго, влажно — так, что голова начинает кружиться. Водит губами по губам — то медленно размыкает, почти засыпая, то быстро, жадно приникает, чуть не стукаясь зубами. И это совершенно невыносимо.
Хочется больше. Больше Баки.
В момент затишья Стив стягивает с себя белье и облизывает пальцы.
Много лет спустя Стив вспомнит. Как ему было сначала больно. Много. И как потом — хорошо. Вспомнит эти удивленно распахнувшиеся глаза. Эти руки, горячие, живые, нежные, жадные — на своих бедрах. Тягучий, неторопливый, беспорядочный ритм. Искусанные и вылизанные досуха отзывчивые губы Баки под языком.
Вспомнит хриплое, почти бессознательное, вибрирующее в горле у Баки имя. Свое имя.
— Стииив...
— Баааки... — отзывается маленький смелый Стив из тридцатых Баки в губы. Льнет телом к телу, вздрагивает, раз, другой. И Баки кончает в него — прижимая к себе, сжимая до хруста тоненьких косточек, рвано и жалобно перемежая дыхание со стонами.
Слишком жарко. Слишком громко. Слишком хорошо.
Слишком. Хватит на много лет вперед.
Баки засыпает тут же, со Стивом на себе, так и не расцепив руки. И у Стива нет сил вырываться. Стив только вытягивает затекшие ноги и устраивает голову поудобней в изгибе шеи. И думает — надо не заснуть. Думает — надо высвободится. Надо встать. Привести все в порядок. Сходить в душ. Стив медленно моргает, задевая ресницами щетину на скуле. Баки улыбается во сне.
Надо.

Утром Стив просыпается на секунду раньше Баки. Успевает прикрыть глаза и — почти — подавить приступ паники. Поздно. Баки медленно, широко зевает. Открывает глаза. Сонно моргает. Ведет шершавой ладонью по спине Стива.
И замирает.
Это не то, что ты думаешь?
Это то, что ты думаешь?
Что ты думаешь?
Стив едва сдерживается, чтобы не пошевелится. Баки аккуратно приподнимает голову, тянет шею, касаясь подбородком лба Стива. На пробу двигает бедрами, пытаясь прояснить ситуацию ниже пояса. Рука сдвигается ниже по спине Стива, задерживается на пояснице. Баки закусывает губу, хмурится. Медлит. Косится на изо всех сил спящего Стива. И аккуратно проскальзывает пальцами между ягодиц. Водит подушечками по нежной коже, вокруг — ласково, невесомо, почти профессионально. Ищет. И находит.
— Твою. Мать.
Стиву кажется, что его голова сейчас прожжет в плече Баки дыру.
— Придурок.
Стиву кажется, что Апокалипсис прямо сейчас был бы идеальным выходом.
— Пьяный. Идиот.
Стиву кажется.. .Стоп. Что?
— Кретин. Я все испортил. — Баки откидывается на подушку. Его рука соскальзывает со спины Стива, сжимаясь в кулак на простыне. Грудь под Стивом ходит ходуном, дыхание тяжелое, как у загнанной лошади. Баки кусает губы. Баки смотрит в потолок. Баки не смотрит на Стива.
У Баки снова встает.

— Доброе утро, Бак.

@темы: скинни!Стив